ГИППИУС Зинаида | Поэзия серебряного века | Антология Нефертити

Зинаида ГИППИУС

Две сестры
Ты Жизни все простил: игру,
Обиду, боль и даже скучность.
А темноокую ее Сестру?
А странную их неразлучность?

Есть речи...
У каждого свои волшебные слова:
Они как будто ничего не значат,
Но вспомнятся, мелькнут, скользнут едва -
И сердце засмеется и заплачет.
Я повторять их не люблю; я берегу
Их от себя, нарочно забывая.
Они мне встретятся на новом берегу:
Они написаны на двери рая.

Жить
Как будто есть - как будто нет...
Умру наверно, а воскресну ли?
То будто тень - то будто свет...
Чего искать и ждать - известно ли?
Вот и живем и будем жить,
Сомненьем жалким вечно жалимы.
А может быть, а может быть,
Так и жить надо, чтоб не знали мы?

Любовь – одна
Единый раз вскипает пеной
И рассыпается волна.
Не может сердце жить изменой,
Измены нет; любовь - одна.
Мы негодуем, иль играем,
Иль лжем - но в сердце тишина.
Мы никогда не изменяем:
Душа одна - любовь одна.
Однообразно и пустынно
Однообразием сильна
Проходит жизнь... И в жизни длинной
Любовь одна, всегда одна.
Лишь в неизменном - бесконечность,
Лишь в постоянном глубина.
И дальше путь, и ближе вечность,
и все ясней: любовь - одна.
Любви мы платим нашей кровью,
Но верная душа - верна,
И любим мы одной любовью...
Любовь одна, как смерть одна.

«Любовь уходит незаметно...»
Любовь уходит незаметно,
Она бездейственно не ждет.
Скользит, скользит... И было б тщетно
Ее задерживать отход.
Не бойся этого скольженья,
Ты так легко ослепнешь вновь,
Что позабудешь и прозренья,
И слово самое любовь.

Надпись на книге
Мне мило отвлеченное:
Им жизнь я создаю...
Я все уединенное,
Неявное люблю.
Я - раб моих таинственных,
Необычайных снов...
Но для речей единственных
Не знаю здешних слов.

Надежда моя (Амалии)
Надежда моя, не плачь:
С тобой не расстанемся мы.
Сегодня ночью палач
Меня уведет из тюрьмы.
Не видит слепой палач —
Рассветна зеленая твердь.
Надежда моя! Не плачь:
Тебя пронесу я сквозь смерть.

Негласные рифмы
Хочешь знать, почему я весел?
Я опять среди милых чисел.
Как спокойно меж цифр и мер.
Строг и строен их вечный мир.
Все причинно и тайно-понятно,
Не случайно и не минутно.
И оттуда, где все - кошмары,
Убегаю я в чудо меры.
Как в раю, успокоен и весел,
Я пою - божественность чисел.

Нелюбовь
Как ветер мокрый, ты бьешься в ставни,
Как ветер черный, поешь: ты мой!
Я древний хаос, я друг твой давний,
Твой друг единый, - открой, открой!
Держу я ставни, открыть не смею,
Держусь за ставни и страх таю.
Храню, лелею, храню, жалею
Мой луч последний - любовь мою.
Смеется хаос, зовет безокий:
Умрешь в оковах, - порви, порви!
Ты знаешь счастье, ты одинокий,
В свободе счастье, - и в Нелюбви.
Охладевая, творю молитву,
Любви молитву едва творю...
Слабеют руки, кончаю битву,
Слабеют руки... Я отворю!

«Она войдет, земная и прелестная...»
Она войдет, земная и прелестная,
Но моего - ее огонь не встретит.
Ему одна моя любовь небесная,
Моя прозрачная любовь ответит.
Я обовью ее святой влюбленностью,
Ее, душистую, как цвет черешни,
Заворожу неуловимой сонностью,
Отдам земную - радости нездешней.
А пламень тела, жадный и таинственный,
Тебе - другой - тебе, незримой в страсти.
И ты придешь ко мне в свой час единственный,
Покроешь темными крылами Счастья.
О, первые твои прикосновения,
Двойной ожог невидимого тела!
И путь двойной томления и дления
До молнии. До здешнего предела.
(1915-1927)

Слово?
Приходили они, уходили снова,
Не могли меня обмануть-
Есть какое-то одно слово,
В котором вся суть.
Другие — сухой ковыль.
Другие все — муть.
Серая пыль.
Шла девочка через улицу,
Закричал ей слово автомобиль...
И вот, толпа над ней сутулится,
Но девочки нет — есть пыль.
Не правда ли, какие странные
Уши и глаза у людей?
Не правда ли, какие туманные
Линии и звуки здесь?
А мир весь
Здесь.
Для нас он — потери...
Но слово знают звери,
Молчаливые звери:
Собачка китайская,
Голая, с кожей грубой,
В дверях какого-то клуба,
Дрожит вечером майским,
Смотрит сторожко,—
Молчит тринадцать лет,
Как молчит и кошка
В булочной на Muette.
Звери сказать не умеют,
Люди не знают,
И мир как пыль сереет,
Пропадом пропадает...

Там
Когда я воскрес из мертвых,
Одно меня поразило:
Что это восстанье из мертвых,
И все, что когда-нибудь было,—
Все просто; все так, как надо.
Мне раньше бы догадаться!
И грызла меня досада,
Что не успел догадаться...

Тише
Поэты, не пишите слишком рано,
Победа еще в руке Господней.
Сегодня еще дымятся раны,
Никакие слова не нужны сегодня.
В часы неоправданного страданья
И нерешенной битвы
Нужно целомудрие молчанья
И, может быть, тихие молитвы.

Тройное
Тройною бездонностью мир богат.
Тройная бездонность дана поэтам.
И разве поэты не говорят
Только об этом? Только об этом?
Тройная правда — и тройной порог.
Поэты, этому верному верьте.
Только об этом думает Бог:
О Человеке. Любви. И Смерти.

Ты
Ты не приходишь, но всегда —
Чуть вспомню — ты со мною.
Ты мне — как свежая вода
Среди земного зноя...

У маленькой Терезы
Ряды, ряды невестных,
Как девушки, свечей,
Украшенных чудесно
Венцами из огней.
И свет, и тишь, и тени,
И чей-то вздох — к Тебе...
Склоненные колени
В надежде и мольбе.
Огонь дрожит и дышит,
И розами цветет.
Она ли не услышит?
Она ли не поймет?
О, это упованье!
О, эта тишина!
И теплое сиянье,
И нежность,— и Она.

Eternite fremissante
В.С. Варшавскому
Моя любовь одна, одна,
Но все же плачу, негодуя:
Одна,— и тем разделена,
Что разделенное люблю я.
О Время! Я люблю твой ход,
Порывистость и равномерность.
Люблю игры твоей полет,
Твою изменчивую верность.
Но как не полюбить я мог
Другое радостное чудо:
Безвременья живой поток,
Огонь, дыхание «оттуда»?
Увы, разделены они —
Безвременность и Человечность.
Но будет день: совьются дни
В одну — Трепещущую Вечность.